Гелий Рябов - Приведен в исполнение... [Повести]
Стали расходиться. Только теперь орденоносец с планками на пиджаке возмущенно произнес: «Ходют тут всякие! Куда только милиция смотрит! В наше время за такое — под микитки и в подвал!» «Да что вы, Олимпий Венедиктович, — отозвался седовласый полковник в потертом кителе, — Бог с вами, дорогой, какая милиция? Да наверняка эта стерва помнит все пыжовские дела! Ну, ее взяли бы. А она — скандалить, обличать… Пустое, право…».
— Верно, — подошел Сергей. — Ваше прошлое лучше не бередить, себе же дороже выйдет. Я вас помню, полковник. Вы служили на 132-м лагпункте?
— Что?! — старик побелел, покачнулся, Сергей поддержал его под руку.
— Глупые шутки, молодой человек! — сердито вмешался орденоносец. — Какой такой «лагпункт»? Вы этого знать не можете, вы — сопляк! Вон отсюда!
— А вы — в Управлении, там же, — тихо сказал Сергей. — Должность: помнач по режиму.
— О Господи… — только и произнес орденоносец. — Нет… Неттт… — Он начал заикаться.
Сергей грустно улыбнулся и отошел. Он вдруг понял, что знает биографии этих людей, дела и поступки их знает — в мелочах и подробностях, но не удивился этому. Это было в нем как должное, он уже освоился с этим своим странным качеством и почти привык к нему…
Парень из ПГУ был на месте, заметив Сергея, он сразу подобрался, вытянулся и, как бы ненароком приблизившись, шепнул вроде бы безразлично: «Скандалистка — из наших. Обслуживает жандармерию, вот адрес, — он протянул глянцевый календарик. — Это реклама нашего кладбища! — громко добавил он. — Обслуживание по высшему разряду!».
И каким-то непостижимым образом Сергей понял или догадался: «жандармерия» — это профессиональный сленг. Управление по борьбе с инакомыслием… Нужно было догнать Таню, он помчался к остановке. Слава Богу, она еще не уехала.
— Здравствуй, — сказал просто. — У меня машина, я подвезу.
— Сергей… — она не удивилась. — В другой раз. Мне надо побыть одной… Как Зоя? Ты помнишь мой телефон?
Телефон он помнил.
— Сколько у тебя детей? — голос ее звучал равно душно.
— Тебе интересна эта женщина — в черном платке? — Сергей взял ее за руку.
Она вырвала руку:
— Ты не ответил на мой вопрос…
— О детях? Ты же знаешь, у нас нет детей. Это хлопотно по нынешним временам.
— Это точка зрения Зои?
— Таня… Эта женщина из лагеря. Большевистского концентрационного лагеря. Твой дед и она столкнулись когда-то. Давно…
В глазах у нее промелькнуло изумление.
— Большевистского? — повторила она почти с негодованием. — Когда ты окончил Высшую школу КГБ, тебя все возненавидели! Ты же жандарм, дрянь! И ты произносишь такие слова? И не боишься?
— Тебя не боюсь. Вчера я посмотрел личное дело Сильвестра Григорьевича. В 1951 году он был начальником лагеря на Северном Урале; началось восстание зэков, он вызвал бронетехнику… Положили полторы тысячи человек.
— Положили?!
— В землю зарыли, там целое кладбище, оно и сейчас еще цело. Холмики, холмики, холмики… И метет пурга.
— Ты что, был… там?
— Сильвестр получил орден. Красного знамени. Его вызвали в Москву и дали новое назначение.
— Какое? — она с трудом сдерживала рыдание.
— Он должен был построить с помощью зэков специальный центр. В те годы по приговорам судов и без них уничтожали более пяти тысяч человек в год. Может, и больше… ЦК поставил задачу: механизировать процесс и чтобы эксцессов не было… После расстрела людей обычно хоронили на окраине городского кладбища. А в центре их сжигали, пепел развеивали по ближайшим полям. Прогресс очевиден… Сильвестр был строителем и начальником этого центра.
Таня заплакала. Беззащитно и безнадежно. Это было не просто отчаяние. У этой девочки рухнула жизнь, надежда, вера…
Он смотрел на нее, и неведомое, мучительное чувство вползало в сердце. Может быть — зря сказал? Все и сразу? Нет… В отличие от нее он знал, что будет дальше, а она даже не догадывалась. Ему нужна была, поддержка, опора. Он мог все, но он не мог оставаться в одиночестве…
Таня перестала рыдать, вытерла слезы.
— Ты здорово изменился, Сергей. — Она посмотрела ему в глаза: — Постарел, что ли? Всего пять лет прошло…
Пять лет? Возможно… Кто знает, что такое время? На самом деле? Да и есть ли оно? Выдумка мира сего, слабого и обреченного…
— Я позвоню. — Он направился к автомобилю. Парня из КГБ не видно было, он словно сквозь землю провалился, но Сергей знал, что на самом деде это не так: рядом парнишечка, бдит.
Парнишечка действительно был неподалеку. Он внимательно наблюдал за тем, как Сергей садится в машину, и взгляд у него был напряженный, недобрый. Как крыса, вдруг увидевшая капкан, он чуял не просто врага — он чувствовал приближение смерти. Подождав, пока «жигуль» скроется за поворотом, включил рацию: «Старушка плюнула в лицо Пыжову. Обнаружился знакомый Татьяны Ивановны. Проверьте: госзнак СЕГ42–54. Установите. Выдает себя за сотрудника. Однако есть сомнения». — И, удовлетворенно поплевав на руки, растер.
А Сергей между тем ехал по околокладбищенской улице с малопонятным для современных людей названием: «Камская». Спросить любого — не ответит, что означает такое название. А ведь еще лет сто тому любой прохожий объяснил бы без малейшего усилий: да ведь «камса» — отрезанный кусок, ломоть, и значит название это означает линию, отделяющую живых от мертвых. Так просто все…
Старуха с античным профилем неторопливо вышагивала среди прохожих. Лицо у нее было спокойным, она будто исполнила свой долг и умиротворилась.
Села в троллейбус, проехала остановку, вторую… Сергей двигался сзади, не прибавляя скорости. Когда вышла и скрылась в подъезде старого пятиэтажного дома — припарковал машину и последовал за ней. На четвертом этаже она остановилась перед дверьми красного дерева с бронзовой ручкой и достала ключи. Вероятно, человек нашего времени замер бы перед такими дверьми в восхищении или уж по крайней мере с чувством глубокого удовлетворения — ну, как же, как же, такое чудо сохранилось среди разрушения и безликости, но… На Сергея двери не произвели почему-то ни малейшего впечатления, что, конечно же, было очень странно. То ли он в раннем детстве насмотрелся на подобные редкости — хотя… Какое там детство. Будто двадцать пять лет назад было не то же самое, что и сегодня.
Старушка между тем открыла удивительные двери и исчезла. Номер ее дома и квартиры запоминался легко: Два и восемьдесят семь — что соответствовало цене одной «бутылки» во времена самого развитого социализма.
Контору домоуправления Сергей нашел мгновенно. В прихожей обретались красноносые, сутками не просыхающие от воды и спирта сантехники, они смачно дымили и перемывали кости какой-то «фифе Катьке», коя настолько разожралась (это они так говорили о женщине, и подобный языковый отбор или набор, точнее, конечно же, свидетельствовал о полном и несомненном падении нравов), что ее груди не влезают даже в шестой номер лифчика или «бюстхальтера», как уточнил один, видимо, наиболее образованный.
Сергей молча миновал всю компанию и сразу же очутился в приемной — с глазу на глаз с «фифой Катькой». Бывалые сантехники были правы: такого бюста Сергей ранее не видывал.
— Текёт, что ли? — подняла глаза, вглядываясь оценивающе. — Из милиции, что ли?
Сергей молча показал обложку красной книжечки.
— Проходите, у себя, — милостиво улыбнулась она. — Егорова-то скоро отпустите?
— Кто такой? — Сергей спросил скорее из озорства, нежели из профессионального любопытства. Он просто почувствовал, что должен спросить и что эта роскошная женщина ему еще понадобится.
— Во, менты! — сказала она беззлобно. — Человек третьи сутки мается, а они хоть бы хо! Он жене своей поганой баки выбил!
Этого «термина» Сергей не знал и, чтобы отвязаться, сказал шутливо:
— Да он уже здесь, сейчас войдет.
То, что произошло вслед за его легкомысленной фразой, повергло фифу в мистический ужас: в дверную щель на карачках вполз смертельно пьяный тип с валенком в руке. Он подкатился к Катьке и тихонечко заскулил:
— Отпустили, Катечка… А я ей-ей баков ей не выбивал!
«Странно», — подумал Сергей и вошел в кабинет. Управляющий был типичный: худой, желчный, с карандашом в корявых пальцах. Прижимая трубку телефона к уху, он что-то яростно записывал, приговаривая: «Бревнышки поленочки, Леночка — по бревнышкам…» И, заметив Сергея:
— Вам, собственно, что, товарищ?
— Домовые книги: два, четыре, шесть. Я спешу. — Сергей положил красную книжечку на стол.
— Уголовный розыск… — задумчиво произнес домоуправ. — А я вас, товарищ, чего-то не знаю?
— Я вас тоже. Я из управления.
— Да? Другое дело. Фифа! Два, четыре, шесть!
